Снова пронесся шепот, явно одобрительный – в пользу графа.
– Один великий человек, в отличие от нас, очень умный, высказал мысль, что тот, кто кичится славой своих предков, похож на картошку. И в том и в другом случае все лучшее находится в земле, – начиная закипать, парировал я.
– Объяснитесь, барон, – потребовал Макрудер.
– Да сколько угодно. В этой зале полно людей, по праву гордящихся своими предками. Но и предки гордятся своими потомками, взирая на них с небес. К сожалению, граф, вы не входите в их число.
В ответ я снова услышал нечто очень нелицеприятное про своих родителей, которые не смогли дать мне приличное воспитание в силу своего скотского происхождения.
«А вот это ты зря, моих маму и папу трогать не нужно», – пронеслось у меня в голове. Я шагнул к графу, успев заметить выражение удовлетворения на его лице, и отвесил ему пощечину.
Если кто-то считает, что пощечина – всего лишь пощечина, то заблуждается в корне. Это полноценный удар, если нанести его правильно. Необходимо только довернуть корпус во время удара абсолютно расслабленной рукой и напрячь кисть в момент соприкосновения, перенеся вес на опорную ногу.
Нисколько не сомневаюсь, что в мире полным-полно людей, способных устоять после пощечины, нанесенной таким образом, но с ними я еще не встречался. Не стал исключением и граф Макрудер, который, мелькнув светлыми подметками сапог, пролетел несколько шагов, приземляясь боком на выложенный каменными плитами пол. Уже не контролируя себя, я подскочил к нему, сорвал с перевязи его шпагу вместе с ножнами и сломал ее об колено, бросив обломки на грудь все еще находящемуся в состоянии грогги Макрудеру. Затем, найдя взглядом Анри Коллайна, обратился к нему прямо через головы присутствующих:
– Барон, передайте, пожалуйста, этому… – здесь я прервался, затрудняясь с выбором слова, – …этому человеку, что готов встретиться с ним в любом месте в любое время и на любых условиях. Моим оружием непременно станет кочерга, а граф может выбрать себе все, что угодно, вплоть до Маренизанской мортиры.
Маренизанская мортира находилась в столице, отличалась очень большим, почти гигантским калибром и стреляла раз в год, в день основания города. Мне рассказывали, что горожане даже заключают пари, взорвется она при очередном выстреле или останется целой. Но это так, к слову.
Я подошел к чете Дьюбенов:
– Леди Милана, господин граф, прошу простить меня за мой поступок. Я действительно не смог совладать с собой, но, видит бог, очень старался.
Анри Дьюбен ответил сразу, не задумываясь:
– Барон, я все видел. И поверьте, если бы не мое плечо, я непременно стал бы одним из ваших секундантов…
Когда я подходил к наемной карете, откуда-то из темноты вынырнул Проухв, что-то дожевывая на ходу.
– Садись, – сказал я, открывая ему дверцу. Тот недоуменно поглядел на меня: сюда-то он прибыл на запятках.
– Давай садись, – повторил я. – Сейчас места хватит, Коллайн остается.
Некоторое время мы ехали молча. Наконец Прошка, не выдержав, спросил:
– Ваша милость, вы что, сегодня будете один, без дамы?
– Ну почему один, Проухв. Дома меня ждут несколько подружек.
Подумав, добавил:
– Штук семь или восемь. Больше не осилю.
Прошка уважительно посмотрел на меня, ничего не сказав.
Когда мы прибыли, я подошел к хозяину двора:
– Любезный, есть ли у вас приличное вино?
– Конечно, господин барон. Могу предложить вам рейденское, позапрошлогоднего урожая, очень удачный год выдался – вино получилось превосходное, храню специально для таких случаев. Сколько вам?
«Специально для каких случаев? Что, у меня на лице написано желание надраться?» – подумал я, а вслух произнес:
– Дюжину. Дюжина – красивое число.
– Может, вам приготовить жаркое или гуся запечь?
Закуска градус убивает, а сколько его в том вине? И моя микстура закончилась.
– Спасибо, не нужно. Фруктов и сыра будет достаточно. И отнесите наверх, в мою комнату.
Я сидел у себя, дожидаясь вина, когда дверь со стуком отворилась, пропуская Прошку.
– Как там наши?
– Все в порядке, ваша милость. Все в сборе, играют в кости, груз и вещи на месте, – четко доложил он.
– Значит, так. Утром всем быть готовыми к отъезду, Нектору скажи, чтобы нашел длинную кочергу, не слишком тяжелую, а сам возвращайся с каретой к Дьюбенам – заберешь Коллайна, если понадобится.
– Господин барон, зачем вам кочерга?
– Завтра дуэль, она у меня вместо шпаги будет, так Нектору и скажи. Все, можешь идти.
Прошка двинулся к дверям, которые распахнулись буквально перед его носом, и в комнату вошел хозяин, лично неся корзинку с вином и корзинку с фруктами.
– А вот и мои подружки – ставьте их на стол, будем знакомиться.
Наконец я остался в одиночестве, и сразу накатила тоска. Вспомнилась наша первая встреча с Миланой, тогда совсем еще молоденькой девчонкой с огромными испуганными глазами. Встретились мы очень вовремя. Милане грозила серьезная неприятность – она оказалась в компании трех негодяев, место было достаточно темным, а их намерения вполне очевидными.
Тогда я не знал, что девчонка не кто иная, как урожденная графиня Эврарн, да и выглядела она как самая обыкновенная дочка сапожника или кузнеца.
Так, вот эти мясистые сладкие сливы вкупе с прекрасным рейденским создают отличное послевкусие.
Ты, эстет хренов, одернул я себя, ты же собрался грустить о потерянной любви, или как тебя понимать?
Потом мы с Миланой долго ехали вместе к ее дяде, тоже герцогу. И еще у нас была ночь, когда я стал ее первым мужчиной. Нет, не нужно думать, что я растлитель малолетних – к тому времени Милане уже исполнилось шестнадцать, и она пришла сама. Это произошло в замке ее дяди, а наутро мы расстались – получается, что навсегда.